Видели все на свете Мои глаза — и вернулись К вам, белые хризантемы.
История дизайна XX–XXI вв. — это диалог культур, в котором Япония и Запад учились друг у друга. В этой главе мы проследим, как японская эстетика повлияла на мировых дизайнеров, и наоборот — как западные идеи проникли в японскую архитектуру и дизайн, породив гибридные шедевры. Этот культурный обмен начался ещё в XIX веке с японизма.
В викторианской Англии Кристофер Дрессер одни из первых перенял японские мотивы. Дрессера даже называют «первым индустриальным дизайнером» — его подход сочетал науку, функциональность и эстетику. В 1876–77 гг. Дрессер совершил путешествие по Японии (один из первых европейских дизайнеров, кто туда попал) и по возвращении написал книгу «Japan: Its Architecture, Art and Art Manufactures» (1882), популяризировавшую японское искусство. В его работах 1860–70-х годов видны орнаменты, вдохновлённые японской геральдикой, упрощённые растительные узоры, лаконичные формы.
Это был своего рода первый этап диалога: европейцы копировали формы, восхищаясь декоративностью, но ещё не вполне понимали философию. Тем не менее, даже такое заимствование привело к революции в форме.
В обратном направлении, влияние Запада на Японию, тоже было сильным. Во время эпохи Мэйдзи (с 1868) Япония стремительно индустриализировалась и перенимала достижения Европы: технологии, архитектурные стили, системы образования в искусстве. Уже к 1900-м годам в Токио работали иностранные архитекторы.
Японский модернизм межвоенного периода таким образом получил мощный импульс от европейской школы дизайна. Характерно, что слияние геометрического функционализма Баухауса с формами традиционного японского искусства оказалось органичным. Дизайнеры Баухауса, Марианна Брандт и Теодор Боглер, экспериментировали с чайной посудой, соединяя модульные геометрические формы с образцом японского чайника кюсу. Получалась сплав Востока и Запада: строгие сферы и цилиндры европейского модерна дополнялись утилитарной логикой и эстетикой японского чаепития.
Одним из ключевых посредников между Западом и Японией в архитектуре был Антонин Раймонд — чешско-американский архитектор, работавший в Японии с 1920-х. Он ассистировал Ф. Л. Райту, а затем основал собственное бюро в Токио. Раймонд стремился адаптировать международный стиль к японскому климату и традициям.
В проекте собственного дома Раймонд использовал местный материал — японский кипарис — и организовал пространство с открытым планом, создав ранний образец «японского модернизма». Вместе с женой-дизайнером Ноэми Раймонд они занимались также интерьером и мебелью, обучая целое поколение японских специалистов.
Ковер «Lotus», Ноэми Пернесси Раймонд, Япония, ок. 1935. Стул для дома Ока, Антонин Раймонд и Ноэми Пернесси Раймонд, Япония, 1936 г.
Джордж Накашима: Эстетика ваби-саби и ручной труд.
Фигура Джорджа Накашимы воплощает синтез японской философии и западного мебельного искусства. Накашима родился в США в семье японских иммигрантов, получил образование архитектора, но всем сердцем тянулся к дереву и природе. В 1934 году он приехал в Японию и несколько лет работал в токийском бюро Антонина Раймонда, постигая японские строительные традиции и столярные техники.
Накашима верил, что у каждого дерева есть душа и назначение; задача мастера — дать поваленному дереву «вторую жизнь» в веща. Он намеренно сохранял в своих столешницах живой край, сучки, трещины — то, что в промышленном производстве считалось изъяном, у него становилось центром композиции.
Чтобы трещины не расползались, Накашима использовал декоративные «ласточкины хвосты» — бабочки-вставки, фиксирующие древесину. Этот старинный приём он довёл до совершенства, и «ласточкина бабочка» стала фирменным элементом его дизайна.
Его мебель — массивные столы с свободно очерченными краями, скамьи и стулья — сочетала массивность и тонкость, элегантность и тактильность одновременно. Накашима соединил традиции японского столярного искусства, датского модерна и американской школы в нечто цельное.
В своей книге «The Soul of a Tree» Джордж Накашима писал:
«Есть драма в моменте, когда вскрываешь бревно и впервые обнажаешь красоту ствола, скрытую веками — чтобы дать ей новую жизнь».
В 1960-е миллиардер Нельсон Рокфеллер заказал Накашиме полное убранство для своего особняка в Нью-Йорке.
Изюминкой этого интерьера стали, низкие табуреты с мягкими сиденьями объединяющие американские и японские традиции: сидеть удобно и сидеть на полу.
Наследие Накашимы — наглядное свидетельство, как японская эстетика повседневности и почитания материала обогатила западный дизайн. Мастер не просто имитировал японские формы, он перенял отношение: уважение к ручному труду, к медленному созреванию идеи, к «незаметному» совершенству утилитарных вещей.
Его работы — воплощение заботливого дизайна, где каждая деталь продумана для долговечности и душевного комфорта пользователя. Не случайно сам Накашима отбирал клиентов по принципу близости взглядов — он считал дружеское взаимопонимание важной частью создания каждого уникального предмета.
Француженка Шарлотта Перриан и признание Японии в любви.
Французский дизайнер-модернист Шарлотта Перриан оставила выдающийся пример того, как путешествие в Японию способно преобразить творческий подход. Перриан прославилась в 1920–30-е как соавтор знаменитых модернистских мебельных проектов (стулья и шезлонги Ле Корбюзье). Однако в 1940 году ее карьера сделала неожиданный поворот: по приглашению японского правительства Перриан отправилась в Токио консультантом по вопросам дизайна.
Задача, сформулированная Институтом промышленного искусства, состояла в том, чтобы помочь соединить западный функционализм с японским ремеслом: требовалось улучшить дизайн традиционных изделий для экспорта, «не копируя Запад, а переосмысливая по японским канонам». Её ассистентом в Японии стал молодой Сори Янаги, будущий известный дизайнер мебели. Вместе они объездили Японию, посещая мастерские, фабрики, художественные школы. Перриан читала лекции и знакомилась с наследием страны.
Результатом стал кураторский проект Перриан — выставка «Выбор, традиция, творчество», прошедшая весной 1941 года в Токио. Экспозиция стала манифестом взаимного влияния: рядом с фотографиями и подлинными образцами японских ремесел демонстрировались современные объекты, созданные Перриан из местных материалов.
Дизайнер намеренно отбирала традиционные предметы, которые обладали потенциалом для современного использования, а свои проекты изготавливала с опорой на традиционное сырьё — бамбук, рисовую солому, бумагу. Перриан подчёркивала: чтобы дизайн был жизнеспособным, надо интегрировать традицию в современность, но не слепо копировать её формы.
Версия знаменитой шезлонга LC4, изначально созданной Ле Корбюзье, Пьером Жаннере и Шарлоттой Перриан, была переосмыслена самой Перриан во время её пребывания в Японии в 1940 году. Вместо металлической конструкции она использовала бамбук — традиционный для японского ремесла материал. Это решение не только придало предмету визуальную лёгкость, но и выразило уважение к японской культуре и её природной эстетике. Перриан считала, что дизайн должен соответствовать контексту среды, и использование местных материалов — один из способов этого достижения. Бамбуковая версия кресла сохранила функциональность оригинала, но обрела новую поэтику, став символом культурного синтеза.
Шарлотта вдохновлялась не только материалом, но традиционными японскими деревянными полками, которые она увидела во дворце Кацура в Киото. Они стали опорой для серии модульных стеллажей с асимметричными перемычками. Она часто добавляла в свои стеллажи красный и зелёный цвета, напоминая о визуальной системе Баухауса, с которым она была тесно связана.
Исаму Ногучи: светящиеся скульптуры и не только.
Отдельного упоминания заслуживает Исаму Ногучи — выдающийся скульптор и дизайнер японско-американского происхождения, который своей работой буквально соединил свет и форму. Ногучи, сын японского поэта и американской писательницы, вырос и работал в США, но регулярно черпал вдохновение в японских традициях.
Самый знаменитый его вклад в предметный дизайн — серия бумажных светильников Akari. Но множество его проектов заслуживают отдельного внимания.
История Акари началась с поездки Ногучи в японский город Гифу в 1951 году. Там издавна изготавливали классические фонари тётин из бамбукового каркаса и бумаги васи, но после войны ремесло пришло в упадок. Мэр Гифу обратился к художнику с просьбой помочь возродить это производство на новый лад.
Историческая улица города Гифу с традиционными японскими фонарями. Традиционный японский фонарик с росписью.
Ногучи разработал серию современных ламп, сохранив традиционные материалы: бамбук, шелковичная бумага и техника ручного наклеивания бумаги на каркас, но вместо свечи использовал электрическую лампочку.
Свои светильники он назвал «Akari» — по-японски свет. И подошел с промышленной точки зрения к их упаковке — она стала плоской, а основа металлической вместо деревянной.
Процесс сборки светильника «Akari», Исаму Ногучи, 1951 г.
За последующие годы Ногучи создал свыше 100 моделей Akari — настольных, напольных, подвесных, самых разных геометрических и абстрактных форм. Но все они объединены принципом скульптурной минималистичности: простейшие изгибы бумаги рождают одушевлённый образ, а мягкий рассеянный свет преображает пространство, создавая атмосферу уюта.
Важно, что Ногучи относился к Akari не просто как к товару, а как к носителю философии. Он настаивал, что искусство должно входить в повседневную жизнь, а не замыкаться в музеях. Его лампы — это мост между искусством и бытом, «световая скульптура», доступная каждому.
Светильники Akari, Исаму Ногучи, Япония, 1954 г.
